Московский листок, № 311, 8 ноября, 2 стр. ^[1]

Возвращаюсь, милостивые государи, к своему излюбленному коньку — к «танцклассам», в которых систематически развращают наших детей и подростков.

Недавно, если вы слышали, специальная комиссия, в лице представителя полиции, врача и архитекторв, осматривала танцевальное «заведение» преподавателя «новейших модных танцев» А.

Осмотр происходил в неурочный час, кажется, до обеда, когда в танцклассе никого не было. Но наличность расположенных по обеим сторонам танцевального зала «отдельных кабинетов» красноречиво говорила за то, что должно твориться в этом танцклассе по ночам.

Я не стану развертывать перед вами программу этих вечерних занятий, — она слишком ясна и очевидна.

Ну, вот, у этого самого синьора А., танцевального и других дел мастера, отобрали разрешение на содержание танцкласса.

А. повесил нос, а его конкуренты весело потирают руки. Они хорошо знают, что ученики и ученицы развенчанного танцмейстера перейдут теперь в их притоны.

Убрали А., останутся танцмейстеры на все остальные буквы алфавита, — слишком много у нас танцмейстеров.

Как быть с последними? Комиссия бессильно опускает руки; у нас нет никаких прямых указаний насчет танцклассов.

Пусть так. Но танцклассы — несомненное зло. Гибельное влияние их на детей и подростков слишком очевидно. Нельзя поэтому ограничиваться полумерами.

Необходимо радикальное очищение этих Авгиевых конюшен.

Как я выше сказал, комиссия, осматривавшая танцкласс А., состояла из представителя полиции, врача и архитектора.

Комиссия смутилась даже при видов только пустовавших «кабинетов», которые, «пророчествуя взгляду», рисовали мрачные перспективы.

Допустите лучший случай. Комиссия явилась вечером или ночью, в разгар «учебных занятий», когда все кабинеты оказались занятыми.

О приходе комиссии никто не был предупрежден, — в «отдельных кабинетах» неудержимые разгул и веселье.

Безусые юнцы и девицы, учащиеся и ничему не учившиеся (преимущественно первые!), с одной стороны, оставленные без всякого надзора и присмотра, с другой, поощряемые самим танцмейстеров, гуляют в «кабинетах» во-всю.

Пьют крепкие напитки, курят украденные у отца сигары («танцмейстеру очень нравятся батькины сигары!»), лгут и сквернословят.

В других кабинетах разыгрываются сцены эротического характера.

Правда, сам танцмейстер занят в это время в общем зале, с танцующими; но он, нет-нет, да и забежит в тот или другой кабинет — посмотреть на своих «милых учеников».

С тем выпьет рюмку вина, с другим — коньячку. Расскажет наскоро новый «неприличный» анекдот, влюбленной парочке подростков даст несколько практических советов…

Конечно, комиссия смутилась бы еще больше, если бы ей удалось нагрянуть в какой-нибудь танцкласс именно в такой момент.

Ну, относительно танцмейстера были бы приняты более строгие карательные меры.

Ну, а что сталось бы с детьми и подростками? Они ведь не подлежат компетенции комиссии, в лице, например, одного из ее членов — архитектора?!

Дети, значит, покинули бы этот притон и перешли бы в другой, программа вечерних занятий на которых тождественна с первым.

И вот о чем я хочу сказать вам несколько слов, беспечные мамаши, недальновидные папаши и всякого рода индифферентные воспитатели детей и юношей.

Предоставьте вы комиссии ее работу — борьбу с танцклассами.

Сами же возьмите на себя труд лично заботиться о ваших детях.

Берегите их от танцклассов. Если же посещение последних для ваших детей так уж безусловно необходимо, следите за времяпрепровождением их в этих гибельных притонах.

Сами или через посредство лиц, нравственному авторитету вы вполне доверяете, но только, ради Бога, следите.

В наших же интересах, чтобы из ваших детей вышли порядочные люди, а не потерявшие стыд и совесть негодяи, а, может быть, и преступники.

Эр.